– Полковник совершенно прав, – заметила Мария фон Белов. – Пусть отдаст распоряжение кому-нибудь из нас, например, фройляйн Юнге.
– Тогда опыту не будет хватать чистоты, – возразил Гитлер. – Фройляйн Юнге слишком молода и неопытна, она и без орла может выполнить приказ полковника. А вы можете ему подыграть. Я хочу, чтобы Иоганн убедился в том, что игра ведется по-честному.
Он нетерпеливо похлопал ладонью по столешнице.
– Ну же, Иоганн, не будьте таким тугодумом! Я позволяю вам нарушить субординацию и отдать мне любое распоряжение – вы же и без того любите тиранить меня своими мелочными придирками!
Происходящее не слишком нравилось Раттенхуберу, но ему хотелось понять, что кроется за странным поведением секретарш фюрера. Он сжал орла в ладони и посмотрел прямо в глаза Гитлеру.
Глаза Гитлера были разного цвета.
За восемь лет, проведенных рядом с фюрером, Раттенхубер не раз замечал, что его глаза удивительным образом меняют цвет. Обычно они были ярко-голубыми, как воды весеннего озера. Но порой – особенно поздно вечером или ночью – один глаз становился изумрудно-зеленым. Сейчас он отливал темно-малахитовым.
– Мой фюрер, – сказал полковник и вдруг закашлялся, – мой фюрер, я бы хотел… чтобы вы не отменяли впредь моих распоряжений, касающихся организации вашей безопасности. Вы приказали майору Шмитту снять посты охраны вокруг вашей резиденции. Это безответственно, мой фюрер, и не должно больше повториться.
Краем глаза полковник заметил, как расслабились внимательно следившие за ним секретарши-валькирии. Неужели они ожидали, что я прикажу фюреру совершить что-нибудь плохое? Какими же ограниченными курицами нужно быть, чтобы предполагать подобное…
– Вы правы, полковник, – медленно проговорил Гитлер. – Я действительно пренебрегаю вопросами безопасности. Можете не сомневаться – я не стану больше подводить вас.
Раттенхубер опешил. Он не привык к тому, что фюрер соглашался с его замечаниями, и заподозрил подвох. Но сейчас Гитлер говорил вроде бы искренне.
«В любом случае, это очень скоро можно будет проверить», – подумал Иоганн. Мелкие стычки между ним и фюрером возникали постоянно, причем очень часто полковнику приходилось расплачиваться за чужие ошибки. «Ваше чрезмерное усердие только играет на руку террористам! – кричал Гитлер. – Как только объявляется, что я должен прибыть в какой-нибудь городок, туда тут же приходит одетый в парадный мундир шуцман, и с важным видом начинает «очищать улицы»! А что в результате? Собирается столько народу, что я лишь с огромным трудом могу проехать через толпу на машине, боясь, что кто-нибудь попадет под колеса! А кроме того, из-за этих толп я постоянно опаздываю на митинги, и в народе идут разговоры, что фюрер тоже несобран и расхлябан»!
Раттенхубер пытался объяснить шефу, что его команда не имеет отношения к действиям местной полиции, и что глупые шуцманы таким образом пытаются поднять свой престиж в глазах обывателей, но Гитлер не желал слушать. Больше всего фюрера раздражало то, что неусыпный контроль службы Раттенхубера не давал ему возможности вести частную жизнь. «Навестить даму в Мюнхене или вообще где-нибудь с частным визитом совершенно невозможно! – кипятился он. – Уже за час у двери дома торчит дюжина ваших полицейских, а затем постепенно собирается толпа! И все это из-за вашего рвения, Иоганн!»
– Я очень рад, мой фюрер, – сказал он, недоверчиво глядя на Гитлера. Тот откинулся в кресле, прикрыв свои разноцветные глаза, и массировал пальцами витки. – Но что с вами? Вы плохо себя чувствуете?
– Голова немного кружится, – слабым голосом отозвался фюрер. – Это побочный эффект, о котором я уже успел забыть…
– Полковник, немедленно отдайте орла фюреру!
Раттенхубер медленно перевел взгляд на Марию фон Белов. Рука адъютанта Гитлера лежала на расстегнутой кобуре.
– Мария, – спокойно произнес Иоганн, – вы не имеете права командовать мной. Я начальник охраны фюрера, и подчиняюсь только ему.
Позже, восстанавливая в памяти делали этой странной ночи, Раттенхубер пришел к выводу, что произнес эти слова автоматически, желая поставить зарвавшуюся женщину на место. Он допускал, что Марию может возмутить его спокойный тон, и был готов продолжать спор. Но чего он совершенно не ожидал, так это того, что гордая Мария фон Белов покорно склонит голову и признает свою неправоту.
– Да, полковник, – пробормотала валькирия, – вы подчиняетесь только фюреру… Простите мою несдержанность, прошу вас.
– Платок, – резким голосом произнесла Эльза Герман.
Стоявшая ближе всех к Раттенхуберу фройляйн Юнге встала на цыпочки и приложила к его губам свой тоненький пальчик.
– Больше ни слова, полковник, – скомандовала «ледяная красавица». – Иначе нам придется применить силу.
Раттенхубер улыбнулся, но ничего не сказал. Чувствовать прохладный пальчик Трудль Юнге у своих губ было приятно.
– Девочки, – проговорил Гитлер, – прекратите этот балаган… Полковник предан мне до мозга костей, от него не стоит ждать неожиданностей… Бедняжка Мария подставилась сама.
Юнге убрала руку. Раттенхубер протянул орла фюреру.
– Нет, нет, Иоганн, подождите… Юнге, вы все равно почти обнимаете доброго Иоганна, посмотрите, пожалуйста, какого цвета у него глаза!
На этот раз Раттенхубер подыграл секретарше, наклонившись к ее милому личику. Пушистые ресницы фройляйн Юнге испуганно затрепетали.
– Они… они разные, мой фюрер! Серый и зеленый!
«Не может быть, – подумал полковник. – У меня всегда были серо-стальные глаза, с чего бы это один вдруг позеленел?»