За те годы, что Жером жил в Париже – а он приехал сюда летом 1936 – он успел неплохо изучить город. Марэ был идеальным кварталом для ухода от погони – при условии, что есть четкое представление, куда именно следует бежать. Жером надеялся оторваться от гестаповцев на улице Шапон – он знал там чудесный старинный дом, из подвалов которого можно было спуститься в знаменитые парижские Катакомбы. Для этого нужно было преодолеть еще метров двести, но не по прямой, а по изломанным, как эсэсовские молнии, переулкам.
Тут-то судьба и показала Жерому длинный красный язык.
В переулке, куда он влетел на крейсерской скорости, стояла карета «Скорой помощи». Двое дюжих санитаров тащили носилки с накрытым простыней телом. А за ними, закрывая узкий проход между машиной и стеной дома, возвышались два здоровенных полицейских – старый и молодой. Это были французские полицейские, не гестаповцы, и ждали они явно не Жерома. Но вид выскочившего прямо на них растрепанного человека в плаще их заинтересовал. Старший полицейский, грузный, с большим пивным животом и вислыми усами, удивленно поднял густые брови.
– А ну-ка, парень…
Жером не стал дожидаться, пока полицейский договорит фразу до конца. Он метнулся в сторону, едва не сбив с ног санитаров, и ворвался в подъезд, из которого только что вынесли носилки.
– Мсье! – пискнула ошеломленная консьержка.
– Полиция! – крикнул на бегу Жером. – Закройте дверь, быстро!
Восемь лестничных пролетов – по двадцать ступенек каждый – он проскочил на одном дыхании. Взлетел по лестнице, ведущей на чердак, молясь, чтобы не оказалась закрыта на замок дверь на крышу. Молился не зря: замок кто-то вырвал из двери вместе со стальными ушками. Пинком распахнул дверь, выкатился наружу. Крыша была крутой, как и у большинства старинных парижских домов. Жером, балансируя на скользкой черепице, побежал по коньку крыши. Тяжелый саквояж больно бил его по бедру.
Когда крыша кончилась, он швырнул саквояж вперед и прыгнул.
Воздух ударил в лицо, как боксерская перчатка.
С ловкостью акробата Жером приземлился на крыше дома напротив, подхватил зацепившийся за металлическое ограждение саквояж и, пригибаясь, рванулся вперед. Париж вздымался вокруг серыми, розовыми и ржавыми волнами. Дом, на который он перепрыгнул, был крыт жестью; жесть грохотала под ногами, но, по крайней мере, не была такой невыносимо скользкой. Жером добежал уже до обрывавшегося в пустоту края, когда сзади снова затрещали выстрелы.
Должно быть, преследователи начали стрелять, еще не выбравшись из слухового окна, и не могли как следует прицелиться: пули прошли значительно выше и левее его плеча. Жером ухватился за край крыши и бросил тренированное тело в зияющий провал. Мгновение раскачивался под козырьком, потом сгруппировался и приземлился на небольшом, увитом плющом балконе. Сквозь полуоткрытые стеклянные двери видна была мансарда, завешанная разноцветным бельем. В пребывавшей в художественном беспорядке постели прижались друг к другу чрезвычайно напуганные вторжением Жерома лысоватый тип лет сорока и юная полненькая брюнетка.
– Прошу прощения, – сказал им Жером. – Вы пока продолжайте, а я скоро уйду.
Он вернулся на балкон и вскочил на жалобно скрипнувшее ограждение, держась рукой за стену. Жесть наверху грохотала под сапогами преследователей. Потом грохот затих, и прямо над головой Жерома показалось сосредоточенное розовое лицо одного из «электромонтеров», перегнувшегося посмотреть, куда исчезла жертва. Их глаза встретились. Прежде, чем гестаповец успел крикнуть, Жером схватил его за волосы и рывком сдернул с крыши.
– Жан-Поль! – пискнула полненькая брюнетка. – Там что-то упало! Мне страшно! Ты обещал меня защищать!
Поскольку лысоватый Жан-Поль явно находился в замешательстве, Жером очаровательно улыбнулся брюнетке.
– Мадемуазель, не покажете, где у вас дверь на лестницу?
Как ни странно, на этот раз лысый среагировал очень быстро – видимо, в мансарде жил именно он.
– Там, месье! – с готовностью показал он и тут же натянул одеяло чуть ли не до бровей. Жером метнулся к двери, путаясь в развешенном повсюду мокром белье. Краем глаза заметил прислоненную в углу железную кочергу, наклонился и схватил ее. Выскочил на подозрительно тихую лестницу: первым побуждением было скатиться вниз и уйти проходными дворами, но именно этого от него и ждали преследователи. Жером снял ботинки, аккуратно поставил их у стены и в одних носках начал подниматься к чердачной двери.
Там-то и выяснилась причина странной медлительности гестаповцев: эта дверь была заперта на огромный висячий замок. Мгновение Жером размышлял, как ему воспользоваться таким подарком судьбы, но только мгновение: в следующую секунду тишину разорвали оглушительные выстрелы, и дверь слетела с петель. Второй «электромонтер» шагнул через порог, сжимая в правой руке пистолет, а левой прикрывая лицо от повисшей в воздухе древесной трухи.
Прижавшийся к стене Жером взмахнул кочергой, как клюшкой для гольфа. Грохот выстрела заглушил треск перебитого запястья – «Вальтер» с металлическим лязгом запрыгал вниз по ступенькам. Следующий удар пришелся «электромонтеру» по мясистому затылку. «Шайзе», – отчетливо выговорил гестаповец, падая на колени. Жером вцепился в воротник его комбинезона, рывком поставил на ноги и, заслоняясь, словно живым щитом, потащил вниз, туда, где лежал пистолет. Однако «электромонтер» оказался парнем крепким и попробовал вывернуться из захвата: пришлось сломать ему палец на левой руке. Таща за собой завывающего от боли немца, Жером подобрал «Вальтер» и принялся осторожно спускаться по лестнице: он не был уверен, что третий гестаповец не затаился где-нибудь в подъезде. Если их вообще было трое, педантично уточнил он.