– Давайте оба, – повеселев, ответил Абакумов.
– Ну, записывай, – Поскребышев, несмотря на незначительную разницу в возрасте, считал Абакумова мальчишкой, и обращался к нему исключительно на «ты». – Пять-шесть-пять-семь-ноль – домашний, шесть-шесть-шесть – рабочий.
– Три цифры всего? – удивился Абакумов.
– Там специальный коммутатор, – Поскребышев захлопнул гроссбух и выжидающе взглянул на генерала. – Что-нибудь еще?
– Нет, Александр Николаевич, это все. Большое спасибо, выручили.
… Руднев оказался дома, к телефону подошел сам, в разговоре с Абакумовым был приветлив.
– Приезжайте ко мне в Институт, – сказал он, когда начальник Управления Особых отделов изложил ему свою просьбу, – завтра я с самого утра буду на месте. Там и поговорим.
Абакумов восхищенно покрутил головой. Звания у них с Рудневым были одинаковые – комиссар госбезопасности 3-го ранга, что соответствовало армейскому званию генерал-майора. Но он, Абакумов, был заместителем наркома внутренних дел, а Руднев – всего лишь начальником одного из отделов НКВД. И несмотря на это, именно Руднев запросто приглашает его к себе, а он с благодарностью принимает приглашение! Вот жук!
– Ну, я и к Гронскому сам ездил, не развалился, – проворчал Абакумов. – Волка ноги кормят…
Институт Руднева спрятался среди старинных домов Лефортово, у самого немецкого кладбища. Трехэтажный желтый особняк с облупившейся краской на фронтоне, окруженный уютным яблоневым садиком. Никакой таблички на дверях не было, но в вестибюле дежурили два сержанта войск НКВД.
Руднев спустился к гостю по роскошной мраморной лестнице, протянул узкую сухую ладонь. Среднего роста, худощавый и стройный, со светлыми вьющимися волосами, он показался Абакумову похожим то ли на музыканта, то ли на священника.
– Пойдемте наверх, Виктор Семенович, поговорим у меня в кабинете…
Пока шли к кабинету, Абакумов постоянно оглядывался по сторонам, пытаясь понять, чем же занимается Институт, он же – 13-й отдел НКВД. Но понять было решительно ничего невозможно. По коридорам сновали деловитые люди в белых халатах с совсем не гражданской выправкой. При встрече с Рудневым и его гостем они вытягивались в струну и отдавали честь, хотя вместо фуражек у них на головах были квадратные полотняные шапочки.
– Чем же занимается ваш отдел, Максим Александрович? – напрямик спросил Абакумов. – А то ведь, знаете, в Управлении ходят черт знает какие слухи…
– Черт знает какие? – засмеялся Руднев. – Вот это правильно. Знайте же, Виктор Семенович – вы попали в отдел по делам нечистой силы…
Абакумов вежливо улыбнулся.
– Хорошее прикрытие…
– Никаких прикрытий! Все вполне серьезно. Наш главный клиент – дьявол, а клиенты помельче – его прислужники на земле. Ведьмы, колдуны, оборотни, упыри и прочая нечисть. Прошу вас, проходите.
Руднев отомкнул ключом дверь своего кабинета и посторонился, пропуская гостя.
Кабинет – вполовину меньше чем у самого Абакумова – напоминал, скорее, запасник какого-то музея. Он весь был уставлен застекленными шкафами, набитыми странными предметами – там были расписанные яркой краской бубны, увешанные металлическими колокольчиками, выдолбленные из темного дерева фигурки идолов, измазанные то ли кровью, то ли грязью, бронзовые бляхи с выбитыми на них непонятными знаками, накидки из перьев, ожерелья и браслеты из пожелтевшей кости… Посреди всей этой барахолки стоял большой стол, заваленный бумагами и книгами. Руднев локтем сдвинул бумаги к краю стола и жестом пригласил Абакумова сесть в мягкое кресло.
– Итак, что привело вас ко мне, Виктор Семенович? Подозреваю, что нечто необычное, иначе вряд ли вы стали бы тратить время на общение с таким мрачным анахоретом, как я.
Абакумов не очень хорошо представлял себе, что такое «анахорет», но возражать не стал – в кабинете начальника 13-го отдела он действительно чувствовал себя неуютно.
– Скажите, Максим Александрович, вам знаком такой персонаж – Гурджиев Георгий Иванович?
Руднев совсем не удивился.
– Конечно, знаком. Довольно известный был эзотерик до революции. У него был кружок в Тифлисе, потом в Москве. Он изучал суфизм, это такое мистическое направление в исламе. А почему он вас заинтересовал?
Пришлось вновь излагать историю о Семи башнях Сатаны и о загадочных предметах, дающих своим владельцам необыкновенные способности. Абакумов заметил, что рассказывая ее в третий раз, он уже не чувствует себя таким идиотом, как в памятном разговоре с наркомом.
– Мы не можем быть уверены в том, что все это – правда, – сказал он, словно оправдываясь. – Уж очень похоже на сказку. Но, по словам Гурджиева, один из самых важных предметов – орел – находился на территории нашей страны в течение нескольких лет после революции. И это дает нам слабую зацепку. Если бы удалось размотать этот клубочек, мы, возможно, сумели бы определить, действительно ли этот орел такой волшебный. Ну, или хотя бы найти свидетелей, которые его видели.
Руднев сплел тонкие нервные пальцы («он должен хорошо играть на рояле», – подумал Абакумов) и оперся подбородком на сомкнутые ладони.
– Орел? Волшебные предметы? – в голосе его звучало сомнение. – Должен вам сказать, Виктор Семенович, я не очень-то верю в магические артефакты. Вся магия находится внутри человека, а не вовне. Возьмите хотя бы эти милые безделушки, – он махнул рукой на запертые в стеклянных шкафах экспонаты. – Там, откуда я их привез, они считаются вместилищем колдовской силы, но без веры в их могущество это просто музейный хлам. Именно поэтому наш отдел не занимается поиском наследия древних цивилизаций, как фашистское «Аненербе», а имеет дело с живыми людьми, пусть и отмеченными сатанинской печатью. Так что вся эта история с орлом представляется мне несколько сомнительной…