Ш. – (смеясь) Вы обладаете удивительным талантом отвечать на вопросы, ничего не сообщая по существу.
Г. – Хорошо, Вальтер, будем считать, что вы толкнули меня на должностное преступление. (25 секунд записи – неразборчиво). …что «Аненербе» уже несколько лет работает по плану «Кольцо Нибелунгов». Эти работы курирует заместитель доктора Зиверса Мария фон Белов.
Ш. – А! Мария! Черт возьми, Гегель, французы правы – во всех запутанных ситуациях всегда надо искать женщину!
Г. – Мария убедила фюрера в том, что результаты ее поисков могут коренным образом повлиять на исход войны. Однако то, что ищет «Аненербе», находится на территории России.
Ш. – В Ленинграде?
Г. – Не только. Но в Ленинграде находится человек, который очень хорошо осведомлен о (10 секунд записи – неразборчиво) и их местонахождении. Это и есть тот самый тип, которого предстоит вывезти вашим людям.
Ш. – То есть людям Скорцени.
Г. – Вы совершенно правы.
(Минуту 20 секунд на пленке слышны только порывы ветра и шелест листвы).
Ш. – Ладно, Гегель. Откровенность за откровенность. У меня есть свой человек в Ленинграде.
Г. – Действительно?
Ш. – Нет, я, разумеется, шучу! Это «спящий» агент, он был внедрен еще в тридцать шестом. Теоретически он легко мог бы отыскать вашего историка, но проблема заключается в том, что (15 секунд записи – неразборчиво) … нет связи. Поэтому людям Скорцени придется устанавливать с ним контакт прямо на месте, а это, разумеется, осложнит проведение операции и значительно увеличит ее сроки.
Г. – И тем не менее, это прекрасные новости!
Ш. – Не знаю, не знаю. Мне чертовски жаль рисковать таким ценным агентом, не говоря уже о команде Скорцени, ради каких-то сомнительных гешефтов чокнутых ученых из «Аненербе». Впрочем, если в этом заинтересован сам фюрер…
Г. – Чрезвычайно заинтересован.
Ш. – Ну, хорошо. Я свяжусь со Скорцени и попробую вытащить его в Берлин, скажем, к завтрашнему вечеру…
Г. – А где он сейчас?
Ш. – В Альпах, тренирует своих (20 секунд записи – неразборчиво). Как у вас со временем, Гегель?
Г. – Как обычно, штандартенфюрер. То есть его фактически нет. Однако ради дела я могу задержаться в Берлине еще на сутки.
Ш. – Отлично. Завтра вечером поужинаем вместе в кабачке «У Михеля». Вы знакомы со Скорцени?
Г. – Нет, не имел чести быть представленным.
Ш. – Потрясающий человек! (25 секунд – неразборчиво) Ну, впрочем, увидите сами. Кстати, Гегель, вы уже думали над тем, какое название дать этой операции?
Г. – Нет, Вальтер. Я полагал, что это можно сделать после того, как будут согласованы все детали.
Ш. – Ошибаетесь, старина. Правильное название – половина дела. Я предлагаю назвать операцию «Кугель».
Г. – «Кугель»? Что ж, я не против.
Ш. – В таком случае, мы договорились (10 секунд – неразборчиво)… отвезет вас в отель.
Г. – Благодарю вас, штандартенфюрер.
(Слышно, как хлопает дверца автомобиля. Заводится мотор).
Ш. – Завтра я позвоню вам после полудня.
Г. – Хайль Гитлер!
(Слышен звук отъезжающего автомобиля).
Ш. (задумчиво, видимо, сам себе) – Хотел бы я знать, что за игру затеял шеф…
– Что вы перед собой видите? – требовательно спросил старик в черном котелке, пристально глядя на Жерома. – Отвечайте, не раздумывая!
– Столик, бутылку арманьяка, два бокала. В одном – вашем – арманьяка уже нет, в другом осталось грамм пятьдесят… Вижу салфетку, свернутую трубочкой. Тарелку с остатками трапезы – судя по всему, это были фаршированные яйца и сыр… Вилку, довольно грязную. Что-нибудь еще?
– Вы идиот, – прошипел старик, грозно шевеля кустистыми бровями. – Вы обыкновенный идиот!
– Может быть, постараемся обойтись без оскорблений? – ровным голосом спросил Жером.
Старик с присвистом втянул в себя воздух. Его черные, без единого седого волоса, усы задорно встопорщились.
– Вы, молодой человек, наверняка прогуливали в лицее уроки греческого! А были бы поприлежнее, знали бы, что по-гречески «идиотес» означает просто «частное лицо». Ты – идиот, я – идиот, Господь Бог, между прочим, тоже идиот! Так зачем обижаться?
Непринужденность, с которой старик перешел с ним на «ты», позабавила Жерома. По-французски его собеседник говорил бегло, но с ужасным восточным акцентом.
– Хорошо, – сказал он, улыбаясь. – Допустим, мы с вами идиоты. Но вы так и не объяснили мне сути вашего метода.
– А это невозможно, – надменно произнес старик. – Люди, которые хотят познать мой метод, учатся у меня годами. Приезжают ко мне из других стран, платят, между прочим, большие деньги. Помогают в хозяйстве, не гнушаются самой черной работой – только чтобы я их чему-то научил. А ты, молодой идиот, приходишь со своим дурацким письмом от моего дурня-ученика и хочешь сразу же узнать все тайны Вселенной? Ну, не дурак ли ты после этого?
– Нет, – ответил Жером. – Вы только не обижайтесь, месье Гурджиев – я же не оккультист и не теософ, я просто историк. У меня и времени-то, чтобы обучаться у вас, нет: через месяц я уезжаю в экспедицию в Бразилию. Все тайны Вселенной – это, конечно, очень занимательно, но мне, право же, сейчас не до них. У меня есть несколько вполне конкретных вопросов, с ними я к вам и пришел. А вы мне устраиваете какой-то непонятный экзамен, спрашиваете, что я перед собой вижу…
Произнеся эту фразу, Жером замотивированно осмотрелся. Кафе было полупустым. За мраморными столиками курили две потрепанные жизнью проститутки, обсуждали что-то вполголоса трое унылых мужчин с внешностью мелких рантье, разглядывал что-то на дне стакана задумчивый краснолицый пьяница. За стойкой скучала пышнотелая хозяйка заведения в парике и с усами. Полуденный ветерок лениво трепал сероватые занавески. Место было отчаянно неинтересным, и Жером спросил себя, что заставляет его собеседника ходить сюда уже который год подряд.